Василий Рябченко, художник:
1975 год. Лето. Одесса. Я в мастерской отца (художника – графика) пытаюсь сделать свой первый офорт. Недавно я вернулся из Ленинграда, где год учился в Мухинке. Нахватался там «левизны» и то, что я пытаюсь изобразить на офортной доске, не очень понятно моему отцу, да и мне самому не очень нравиться.
Постучали. В дверь зашел невысокого роста человек. Вид весьма колоритный: широкополая фетровая шляпа, белая рубаха, в руках портфелище из какого-то толстокожего зверя. Смуглый от природы, чёрные прямые волосы, расчёсанные на аккуратный пробор, усики, бородка клинышком и тёмные, прищуренные глаза – прямо японец.
«Валентин», – представил его отец. «Хрущ», – добавил гость.
Разговорились. Речь свою он строил не просто – присутствовал некий словесный орнамент. Поинтересовался, что делаю. Я показал ему сначала неоконченный офорт, а потом и другие работы, которые сделал в Ленинграде, он их воспринял и наговорил комплиментов.
При той встрече он увидел мою фотоработу, она ему очень понравилось, и он сказал, что тоже занимается фотографированием, но снимает не «Зенитом», а старыми немецкими камерами. Валя оставил свои координаты, чтобы я зашел к нему в гости. Ул. Чижикова, 18. Арка ворот. Налево. Сразу дверь. Стучать.
Вечером того же дня отец сообщил, что Хрущик «левак», но очень талантливый и его ценят Ацманчук и Егоров.
Трубка, чайница. Фото В. Хруша, предоставлено Василием Рябченко
Первое посещение. Шок. Три комнаты. Первая – она же прихожая, гостиная, столовая и кухня одновременно. Справа от входной двери – большое, во всю стену, единственное в квартире окно, вдоль него длинный и довольно широкий стол на консолях, на нем – большой заварной чайник, пиалы, банка с медом, чайные ложки, орехи. Между ними снуют прусачишки. Этот стол у окна был у Валентина рабочей поверхностью для съёмки и все, что можно отнести к «художественной» фотографии, было снято на нём. За окном в полутора метрах была беленая стена, неровная местами облупленная – она была «фотомоделью» и составляющей Валиных инсталляций. При закате последние лучи солнца активно проявляли ее фактурность, тени по ней вытягивались, и это было очень красиво.
Вторая – большая, почти квадратная комната без двери – спальная. В ней часто устраивались персональные и групповые выставки одесских художников. Третья – таинственная, запретная – сокровищница Хрущика. Маленькая, длинная комната с дверью. Туда мог зайти только хозяин, а из гостей приглашались лишь избранные. Чего там только не было: столярный и прочий инструмент, небезызвестные стамески, фотоаппараты, объективы, детали резной мебели, распотрошенные кресла, рамы, книги по искусству, книги, красивые сами по себе и многое другое. Всё это, за редким исключением, было «фирменным» и носило на себе клейма известных брендов.
Фотограф – Виктор Ратушный
Фотография
Когда Валик показал мне «контрольки» своих негативов, напечатанные контактным способом (большие фото он не печатал), а затем и фотоаппарат, которым это было сделано, я понял, что мне тоже надо вступить в клуб широкоформатной фотографии.
Хрущ и Аркадий Львов были первыми из моих знакомых, кто снимал старыми фотоаппаратами и немецкой оптикой. Я ему говорю: «Валя, я хочу такой фотоаппарат иметь». А он мне: «Вот тут Аркаша Львов уезжает в Америку, и будет продавать свой Цейс, так как не может его вывести за “бугор” по определенным причинам» Этот фотоаппарат Карл Цейс, «Идеал», 10х12 до сих пор у меня. Кстати, фотоаппарат имел поломку в деревянной части корпуса. Валентин взялся починить камеру, и сделал это аккуратно и изобретательно.
Аркадий уехал, а мы с Валентином вошли в какое-то «запойное» состояние: фотографировали, фотографировали, и чуть ли не каждый день виделись, менялись фотографиями, показывали друг новые объективы и тестировали их, изучая, чем хорош тот или иной. Поставщиками всей интересующей нас фотографической прелести в то время было несколько человек, но основным был Сева Тихонов. Уникальный человек, через которого прошло огромное количество фото раритетов. Предлагая очередной объектив или камеру, он использовал эпитеты «сказочный», «непревзойдённый» – устоять было трудно. Со временем Тихонов присадил меня на «Лейку», и у меня их штук десять было. Хрущ этого избежал. Я стал снимать ею и перекочевал в иную фотографическую область, познакомился с другими фотографами.
Фотограф – Виктор Ратушный
Сейчас я начинаю понимать, чем для Хрущика – художника была фотография, выполненная добротной, педантичной немецкой оптикой, которая передавала звенящую плоть фотографируемого. Это был дополнительный инструмент тщательного созерцания, изучения интересующего его объекта.
Почти всё, что он фотографировал: коробки из-под чая, курительные трубки, книги, стеклянная и фарфоровая посуда, рыбы, яблоки и т п., – он изображал в живописных и графических работах, в которых нет и намёка на натурализм, и имитацию вещественности. Фотография Хруща требует изучения и популяризации, как полноценная составляющая его творчества и я намерен этому способствовать.
Жилище Хрущей было весьма посещаемым местом, которое вполне можно было назвать артистическим салоном, дверь в который практически не закрывалась. Я сам чуть ли не ночевал там, не осознавая, что это уже перебор. Но Хрущик проявлял невероятное терпение, был деликатным в общении человеком, не напрягал, не был пафосным и никогда не выказывал недовольства. Мало того, гости и коллеги всегда у него были на почетном месте.
Он часто создавал свои работы в ходе бесконечных чаепитий и интересных разговоров.
Фотограф – Виктор Ратушный
Я помню одну неудавшуюся попытку Хруща остановить поток посетителей.
Подойдя в полдень к его двери, я упёрся взглядом в выставленную за стеклом записку – «Без идей прошу не беспокоить». Конечно, текст записки давал шанс проникнуть в квартиру, но я развернулся и ушел. Через какое-то время встретились, и он спрашивает: «Почему не заходишь?». «Ну, у тебя такая записка висит». «А у тебя что – нет идей?». «Идеи есть, но я понимаю, что все у вас уже в печёнках сидят». «Не бери в голову, забудь, – к тебе это не относится».
К Хрущу приходили художники, которых сейчас знают, как «нонконформистов». Но бывали и другие: собиратели редкостей, коллекционеры живописи, заказчики на реставрацию мебели, а иногда и довольно сомнительные личности, например татарин, торговец «пушниной».
Приходили и к Вике Хрущ. Тихая, спокойная, почти всё время за рукоделием, она была, хотя это не афишировалось, хорошей поэтессой. К ней захаживали поэты, писатели, подруги.
Если в Одессу приезжали заезжие знаменитости, то с большой степенью вероятности с ними можно было пересечься на Чижикова, 18. Сам Валентин за ними не охотился, их приводили либо общие знакомые, либо они приезжали в Одессу, уже имея намерение посетить его. Все эти интересные личности перемешивались в «артистическом салоне», общались, знакомились, пили крепчайший чай, был и алкоголь, но Валя в то время абсолютно не пил.
Кстати, Валентин и Вика познакомились на аналогичной “тусовке”. После встречи, Хрущ зашёл к ней в гости и остался. Потом появился сын – Хрущёнок (Дима).
У Вали было стойкое привыкание к месту. Вытянуть его за пределы Одессы было невозможно. Его внезапный отъезд в Москву был невероятным фактом. Как, и кому это удалось, ради чего он покинул любимый им город, не знаю.
Фотограф – Виктор Ратушный
Валя был обособленный человек, не смотря на то, что был знаком со всей Одессой. Он не стремился к лидерству, не писал программных манифестов.
Его биография имеет белые пятна. Но заполнять их, на мой взгляд, не нужно, ведь и то, что мы знаем о нём, уже порождает череду интерпретаций, домыслов и небылиц, в том числе и на «искусствоведческом уровне». Жизнь, творчество и похождения Хруща, безусловно, этому способствуют. Думаю, что это многих раздражает до сих пор. Ревность есть.
Когда информация переиначивается и выстраивается под чьи-то интересы, это не имеет к реальности никакого отношения. Люди любят легенды, и Валя был, конечно, благодатной почвой для этого. Ему можно было приписать все, что угодно. И в плане юмористических ситуаций также.
Валя был человеком увлекающимся. Он прекрасно резал по дереву, какое-то время работал в Художественном фонде, делал заказы, собирал определенный инструмент. Постоянно «прочёсывал» Староконный в поиске редких инструментов, был в этом отношении законодателем темы. И все стали к нему бегать со стамесками всякими – это был повод для встречи, беседы, чаепития, обмена или продажи.
Хрущик собирал информацию о всяких редкостях и знал, у кого и что находится. Стоило помечтать вслух о какой-то вещи, и Хрущ мог тут же сделать предложение, а то и вынести из своей «тайной комнаты» желаемое. Порой он тратил много сил на то, чтобы достать интересующую его вещь, а получив, становился к ней абсолютно безразличным. Он не был рабом вещей, и мне это очень импонировало.
Валя старался использовать добытые им вещи и в частности инструмент по назначению. Если не использовал сам, то пытался найти заинтересованного в них хозяина.
Так было с «английской лопатой». Это было мудрёное приспособление для рытья (бурения) шурфов до 3 метров глубины ручным способом. Вещь была в идеальном состоянии, хотя была изготовлена в конце 19 века. Она имела несколько лопастей и в собранном состоянии напоминала тюльпан. О её «английской породе» свидетельствовали клейма. Единственным ее недостатком была невостребованность. Валентин в течение длительного времени выносил ее на смотрины приходящим гостям, которые в разговоре произносили слова; дача, земля, участок и т.д.
Фотограф – Виктор Ратушный
Как я уже говорил, Хруща было трудно довести до состояния гнева, но я был свидетелем одного случая, когда это произошло.
«Раба любви» и краги
Я и Сережа Князев после просмотра фильма «Раба любви» Никиты Михалкова зашли к Хрущу, рассказываем о фильме, детали смакуем. Валя слушает, сопит, и чай разливает, потом срывается: «Никита, Никита, … ваш Никита». Князев: «Почему?! Что такое?» Хрущ: «Его знакомый привел, чтобы я ему для съёмок реквизит подобрал. Я дал ему практически новые, английские краги, он взял, и не вернул. А ещё он, … , персидский ковер просил – хорошо, что не притащил».
Валя был крайне необязательным человеком. Можно было договориться о времени и месте, где его чемодан с деньгами ожидает. Он руку вскинет, на часы посмотрит, как бы давая отсчёт времени, и процентов на девяносто девять не придёт.
На самом деле, Валя был достаточно скрытным человеком. И его биография до сих пор полностью не раскрыта.
Материал подготовила Анна Литман