Войцехов Леонид Юрьевич – художник.
Родился 5 октября 1955 года в Одессе.
Образование: Одесское художественное училище им. Грекова; Одесский педагогический институт им. Ушинского (художественно-графический факультет); Одесский инженерно-строительный институт (архитектурный факультет).
Живет и работает в Одессе.
Работает в сфере живописи, графики. Автор акций, перфомансов, инсталляций.
Мы всё собирались, собирались сделать вскладчину каталог Хруща, когда еще продавались нормально: я, Лисовский, Плисс, но так и не собрались. Мы были очень близкими людьми. Познакомились где-то в 1976-78 году, потому что уже в 1982 он подарил мне одну свою вещь, втихаря выкупив её у моей бывшей супруги. К этому периоду мы уже плотно дружили, часто к нему забегал, но не только я, конечно же. Вася Рябченко может многое рассказать.
«Загогулины», 2008 г., холст, масло,145 х 95 см
Для меня Хрущ никогда не был учителем, как для Плисса или Лисовского. Я когда выставлялся, представлял его, как своего учителя, но он говорил мне: «Я тебя умоляю, какой я тебе учитель, ты самостоятельный, состоявшийся художник». Мы больше дружили.
В моей квартире был проходной двор. Собиралась вся арт-тусовка того времени. Не только у меня, конечно. Но у меня единственного была своя квартира. Не было никакого здоровья бесконечно мыть полы.
У Хруща я научился одной из важнейших вещей. Сейчас расскажу. Я приходил к нему, он говорил: «Покажи, что делаешь». Я бросал графику на пол, и Валик начинал их собирать: «Леня, пока ты сам не будешь уважительно относиться к собственной работе, к ней не будет относиться нормально никто». Он преподносил мне уроки скорее морально-этического характера. Много времени писал у меня на глазах. В Одессе он тоже, бывало, неделями жил у меня, когда ссорился с Викой.
Я знаю все его технические приемы. Валик, когда уходил с Чистых прудов, взял мои подрамники, холсты, краски, и оставил несколько не дописанных картин, подписал, сказал: «Допиши». Я их потом доделал и продал. Это было в девяносто пятом году.
«Уморили», 1989 г., холст, масло, 145 х 200 см
Было время, когда я занимался антиквариатом. Ездил от Бурятии до Дальнего Востока. Я всегда ездил целенаправленно, знал, куда еду, и что искать. Но были и накладки. Один раз поехал я с товарищем в Хабаровск. Возникла информация от серьезного издания, что там в спешке бросил свой обоз награбленного «добра» со всей Сибири атаман Семёнов. Приезжаем, а там вообще ничего нет. Тут еще дожди зарядили… И мы не солоно хлебавши, пришли в Краеведческий музей, спросить, где же антиквариат? Они сбежались все, и как начали над нами смеяться… У них там в музее практически ничего нет. Пару ценных приобретений, и все.
Тогда антиквариат стоил копейки. То, что сейчас в этих антиках висит современных, мы даже за этим в подворотнях не нагибались. Помню, вполне официально в одном из музеев висели две гуаши Сомова, по 400 рублей. И никто не покупал, потому что сильно дорого.
Мы не верили, что когда-нибудь кончится эта власть, и что когда-нибудь все это будет стоить бешеных денег.
Золотая рыбка, 2008 г., холст, масло, 100х 150 см
У нас с товарищем был такой случай. Уезжал Миша Ковальский, мы пришли попрощаться, а он вытаскивает картину в стиле бидеймейер Граффа и просит за него 500 рублей. А мы только из очередной поездки приехали, и денег на руках фактически нет. И мама не дает, как назло. И никого нет в городе, жара, все на дачах, или в Крыму. В девяностом году я оказываюсь в Амстердаме. Начинается крутой фестиваль, куда съезжаются все звезды джаза. Проливной дождь. Там еще квартал красных фонарей рядом был, но я не пошел, времени было мало, два часа до концерта. И я сел на трамвай, поехал в Гаагу, погулять. Подъехал, и увидел развал, что-то типа нашего Староконного, но все по европейски, цивилизованно, белый пластик везде. Ну, думаю, как раз часик погуляю, убью время. Вижу, у одного мужика прилавок длиной метров пять и куча художественных каталогов, пудовые тома по десять долларов, неподъемные. Думаю, что делать, Господи, набрать этих каталогов, потом тащить на концерт, не комильфо, еще и под дождем. Открываю машинально альбом, а там та самая картина Антона Граффа за восемьсот тысяч долларов. Ну, я и закрыл быстро.
В моей книге есть отдельная глава, посвященная Хрущу. Насчет Валика, даже не знаю, с чего начать. Когда ты встречаешься с человеком раз в полгода, это одно, а когда живешь с человеком месяцами, годами – это другое. На Фурманном он у меня в мастерской жил девять месяцев, на Чистых прудах месяцев десять. Он тоже очень увлекался антиквариатом, собирал инструмент деревообрабатывающий, Золингеновской работы, 18-19 века, стамесочки всякие.
Валик же сумасшедший был. Снял под Москвой дом. Жил с Катей Медведевой. Взял на себя все переговоры, работал, как менеджер по продажам. Года полтора собирал антиквариат по всей Москве. Какие-то резные столы, стулья, светильники, картины. Скупал все подряд, в конце концов, все забросил, и года два там не появлялся. Кончилось тем, что его обокрали. Увидели, что там никто не живет, а в окнах висят какие-то картины, ну и обчистили все. Все бессмысленно, как обычно. Также как он хотел пчеловодством заниматься и кролиководством на базе дачи Люсика Дульфана. Так такие платаны были, все соседи под их тенью сбегались посидеть.
Мальчик и елочная игрушка, 1989 г., холст, масло, 270х90 см
Три года я собирал огромную еврейскую выставку. И здесь Валик мне очень сильно помог. Я был куратором изобразительной программы еврейского конгресса СССР, СНГ, России. Потом – координатором«Еврейского музея СНГ».
И вот когда курировал проект «Диаспора» (выставка еврейских художников), я три года собирал работы от Вильнюса до Бухареста. Это был 1990 год. Москва. Центральный Дом Художников, третий этаж. Я насобирал столько, что выставка шла в три этапа – с 20 мая по 20 сентября. Три тысячи квадратных метров, можешь представить? Первый тур мы как раз с Валиком и подготавливали. Развесили за четверо суток. Было восемь человек развесчиков и две вращающиеся башни. Когда мы ее развесили, я уже так стер ноги, что снял туфли, и был босиком. На пятый день мы пришли с Валиком последнюю доводку делать. Вышел весь выставочный отдел и начал аплодировать. Потому что такие выставки огромные, тематические, когда делал союз художников, развешивали по две, две с половиной недели. Они охренели, когда все увидели. Тем более, что у меня было более ста работ, два на три метра. В Киеве был такой термин «картинки», когда речь шла о таком формате, «южного барокко», так сказать. У меня участвовал Саша Гнилицкий, Ройтбурд и т.д. Пытались обвинить в шовинизме, расизме, и я решил сделать выставку внутри выставки, которая называлась «Береги народ мой». Это были художники не евреи, которые писали на еврейские темы.
Было еще более трехсот картин формата полтора на два. Тогда же все писали огромные «дуры». Я, конечно, хотел «круче», Валентина Серова хотел, Фрадкина хотел взять в Киеве, но Украина уже начала отделяться и они испугались, что если картина уедет в Москву, то обратно уже не вернется. А там как раз хорошая вещь была, на еврейскую тему, люди бегут от погрома.
Ретроспективу я собрал знаменательную. Сутин был, три Левитана, которые никто не видел.
“Рай”, 1990 г., из серии «Дережирование» холст, масло, 167х283 см
В свое время, когда я приехал в Ленинград собирать работы, попал к Тимуру Новикову. Он мне сразу дал все связи, номера телефонов для работы. И Тимур мне сказал такую фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «У тебя беспроигрышная история, ведь все самые замечательные художники или евреи, или тайные евреи». Очень многие скрывали свою национальность в то время. Таня Назаренко не признавалась до последнего, пока Леня Боженов не приехал, он уже был замминистра по ИЗО, и не сказал ей: «Таня, ну, сколько можно «понты» кидать? Давай скидывать маски уже».
Продолжение следует…
Работы художника предоставлены ресурсом http://gs-art.com/ (аукцион “Золотое сечение”)
