Павлов Виктор Анатольевич родился 15 октября 1947 года в Одессе.
В 1961 году посещал изостудию при Государственном музее изобразительного искусства им. А.С.Пушкина в Москве.
В 1965 году поступил на художественно-оформительское отделение Одесского техникума совторговли (Патров В. К.) и через 2 года, после его реорганизации, перевелся на живописно-педагогическое отделение ОГХУ им. М.Б.Грекова (Киричек Я.В.). В 1971 году, на дипломном курсе посещал студию 0.А.Соколова.
В 1978-1988 гг. художник-монументалист Одесского художественно-производственного комбината ХФ УССР.
Участник «квартирных» выставок в Одессе, групповых выставок в составе творческой группы «Беляево 100» (Москва), совместная творческая деятельность с В. Хрущом.
С 2007 года член Ассоциации Европейских художников.
Участник многочисленных международных выставок. Увлекается фотографией и философией, развивает теорию «Сфера нового Платонизма».
Работы Виктора Павлова находятся в собраниях музеев современного искусства и частных коллекциях Украины и за рубежом.

В. Павлов, “Король”, портрет, 32х56 см. Из частной коллекции С. Костина
Виктор Павлов, художник:
Основные термины, которые я пытаюсь озвучить в своей книге, это – конструкция, структура, композиция. Но это все может по-разному звучать. Книга будет о правилах живописи. У меня не существует вопрос «что», всегда присутствует вопрос «как». Дальше идет время, движение, живописание и т.д. Я пришел к некоторым оригинальным выводам и решил поделиться с миром. Тут секретов быть не может. Если кто-то что-то воспримет, слава Богу. Хотя художники любят «отсебятину» больше, конечно же.
В принципе, словами Гойи можно обозначить ту тему, которую я веду: «Я нигде не вижу линии. Я вижу лишь предметы, освещенные или спрятавшиеся». Не от линии – к тону, а от тона – к линии. Просто так вы можете поставить пятна. Но если это пятна на картине, и немного подкрашены, то они должны иметь какое-то взаимоотношение.
Мои коллеги, например, хорошо изучали анатомию. Я тоже изучал, но потом быстро бросил, и поддался больше интуиции.

В. Павлов, “Ангел Хранитель”, символизм, 60х83см. Из частной коллекции С. Костина
Как говорят, в интеллигентной семье не без урода, и потому, не смотря на то, что родился я в семье инженера, решил стать художником. С юности проявлял странности. Какие? Ну, вот такие, всякие…
У меня с детства были удачные попытки к рисованию, но когда я поступал, был совершенно не готов к экзамену. Проскочил в торговый техникум, на факультет художественного оформителя. Туда неподготовленные ребята шли, и всех принимали. Но потом меня с первого курса отчислили, за язык. Преподаватели по живописи носили меня на руках, но все остальные в один день поставили двойки. Потому что я говорил, что нам нечего делать здесь, а нужно в училище, в Грековку.
Нас все-таки перевели в училище, и это было страшная моя ошибка, потому что преподаватели были слишком молоды. Я постоянно брал академические отпуски. Слушал тогда западное радио и был подготовлен по военному ведомству, как враг народа. Но 1991 год меня совсем отрезвил. После Путина я стал врагом всего русского, северного варианта, конечно. Я понял, что они не излечимы. Но это уже политика, давайте лучше об искусстве.

В. Павлов, “Сотворение мира”
Ню, символизм, 20х30см. Из частной коллекции С. Костина
Я на самом деле редко выставлялся. Мне не давали выставляться, как могли. Сейчас мне любую выставку могут сделать. В Союз художников меня приняли в Одессе, но Киев «зарубил». Они до сих пор считают меня членом Союза, но бесправным. Я же был монументалистом, а в Союзе Художников их считали за второй сорт. На первом месте стояла изящная живопись для колхоза. Монументалисты – это труженики. В монументальном цеху я прошел воду, огонь и медные трубы.
Но и поступил я туда не просто так. Показал свои ранние работы Егорову, и он приказал меня принять. Но потом, отчего-то, перестал со мной разговаривать. Отстранировался.
Я хотел наладить контакт, но он меня даже не пустил в мастерскую. Я не совсем вопринимал Егорова, как художника, из-за его красочных наслоений. Это говорило о какой-то вымученности. Мне иногда хочется так жирно написать, но не всегда получается.
Раньше у меня была слабость к портретам. Если бы я сейчас их писал, был бы богаче, потому что за портреты платят. У меня есть картины, датированные еще девяносто первым годом, которые до сих пор лежат. Понимаете, у меня кризис перепроизводства. Я специально пишу на бумаге, чтобы продавать дешевле, и мастерская просто разрывается. У меня маленькая мастерская, всего около 50-ти метров.

В. Павлов, “Танец”,
сюрреализм, 17х22см. Из частной коллекции С. Костина.
Каждый художник учится до последнего дня
В Москву я постоянно ездил, потому что там жила моя тетя. Она была замужем за военным инженером. У них была дача, в Подмосковье, в лесу. Я все время туда ездил, даже проводил там целое лето.
Мы с Хрущом приехали в Москву, и поселились на Петровке, 19, у тетушки. Организовали квартирную выставку. На Хруща спрос был, покупали «сливки», конечно же. Это было начало восьмидесятых годов. Точно сейчас не помню.
Искусство для меня, это, прежде всего, профессия. Это термин довольно широкий. Это – делание, где добавляется что-то свое. Профессия дает корку хлеба и мучение, но необходимое, любимое мучение. Дело в том, что если уже начал, закончить невозможно.
Когда-то я делал монументальную мозаику. Оформил детский садик на Львовской. Создал витражи в нескольких банках, на Ришельевской, и на Мясоедовской, напротив Еврейской больницы. А роспись у меня была на Пастера, угол Торговой, в институте физики. Когда заходите в фойе, справа – человек с крыльями.
Выставляются те, кто хочет о себе заявить. А я работаю с теми, кто меня знает, и для этого не нужно выставляться. Вот если делаешь попсу, выставляться желательно. А мне особого смысла нет.
Последняя большая выставка была у Дымчука, на Лидерском, года три назад. В каком-то третьем году сделал выставку Ройтбурд, в филиале Краеведческого музея. Пришли местные художники и упали «на попу», потому что мои работы просто били по голове. По цвету они были доведены до предела.

В. Павлов, “Демон и Тамара”, сюрреализм, 101х81см. Из частной коллекции С. Костина.
Меня многие собирают. Например, Лукашов, коллекционер. Знаю, у того же Дымчука есть мои работы. Меня это уже не интересует. Мне главное – завершить работу. Я свое выполнил, и мне необходимо продолжать дальше.
Хорошие художники сейчас все умерли. Однако, судить я не имею право. Не судите, да не судимы будете. Классики – это покойный Сиренко, Коваленко, тот же Хрущ. А больше и не знаю.
Что я могу сказать о Ройтбурде?.. Он очень качественен. «Как» – у него на высоком уровне. «Что» – я не совсем «дотягиваю». Но с ним спорить нельзя, конечно же. Он хочет, чтобы последнее слово осталось за ним. А это мешает работе. Саша уже три года со мной не разговаривает. Не могу понять, чем я его обидел. Скорее всего, кто-то пустил сплетню.
Авангардисты меня уважали, но в свою компанию никогда не принимали.
В свое время я создал школу нового платонизма. Это научный образ, который никого не интересует, на самом деле. Все лежит мертвым грузом, издавать бессмысленно, можно только как сувениры раздавать. А вот книга, которую сейчас пишу, думаю, пойдет.
А знаете, почему я много рисую автопортреты?.. Потому что на это есть спрос. Но я себя не люблю, как модель. Сейчас опять какой-то провокатор хочет, чтобы написал свой автопортрет с русалками, но я ж на заказ не работаю.

В. Павлов, автопортрет. Из частной коллекции С. Костина
Я свое направление назвал бы мистическим реализмом. Некоторые возмущаются, как это реализм может быть мистическим?.. Просто я вижу обыкновенные вещи совсем иначе, поэтому это уже выход за пределы реальности. Но не сюрреализм, потому что сюр – это сверхреализм. Однако другие сюрреалисты причисляли меня к этому направлению.
Я уже не помню, в скольких фильмах Киры Муратовой снимался. Но один фильм помню хорошо. Она угадала мою психологию – я там сижу между двух девушек и говорю о том, что мне главное – смотреть на лошадей. Это, кажется, «Увлеченья» был. В принципе, это правда, потому что главное для меня – смотрение.
На сегодняшний день я уже старая лошадь. Но работающая, старая лошадь. Может быть, если несколько дней не буду работать, снова стану тридцатилетним.
У меня были замечательные этюды, но реально было лень ходить на пленер. Я создан для кабинетной работы. Потом, живу в фантазиях. У меня очень сильная сила воображения, но многие думают, что я пишу с натуры.
В юности на меня очень сильно повлиял Каро. Между прочим, махровый реалист. Потом меня вдохновлял очень Врубель. Он, конечно, сумасшедший немного был, но гений. В принципе, художники отклоняются от общепринятых норм. Но у нас слово «неадекватный» переводится, как сумасшедший. Леонардо для меня какой-то мистический ученый. Сейчас меня вдохновляет Рембрант. Вот сижу в мастерской, и все эти каталоги у меня рядом, под рукой.
Всегда и во всем мире художники не любили друг друга. В Европе, может быть, более культурное отношение, у нас грубее.

В. Павлов, “Праздник покрывал”, сюрреализм, 16х22см. Из частной коллекции С. Костина.
Была у меня «история» с абстракцией. Пустые мастерские, лето, я начинаю экспериментировать в стиле абстракции в кабинете истории, в училище, и чуть его не сжег. Искал что-то. Для меня абстракционизм, пока он ни о чем не говорит, не существует. И после этого я с ним завязал. Хотя сейчас это модно.
Я делаю что-то, когда понимаю, что создаю. У меня всегда есть четкая концепция. Играю, конечно, с подсознанием. Плюс – профессиональный опыт подключается.
Единственное мое желание – это спокойно жить. А если и есть какие-то другие желания, то не совсем приличные. Вот когда на тот свет уйду, то хочу попасть в мусульманский рай. Чтобы гурий было больше.
Насчет друзей, это сложный вопрос. У меня были очень хорошие отношения с Лисовским, но сейчас мы в соре, я даже не знаю, что хорошего он может обо мне сказать. С Ройтбурдом мы вроде никогда не сорились, но отношения холодны. Другие его хотя бы ругали, а я его хвалил всегда. С Войцеховым мы вместе в Москву ездили, в семидесятых годах, искали билютинцев, абстракционистов. Потом я одного напоил, пришел Билютин, выгнал меня, за то, что я его учеников спаиваю. В свое время я так закладывал… Но – эпизодически, не регулярно. Зато сейчас не пью и не курю почти.
Все начинается с «как». А «как» – это чистая абстракция. Но там всегда можно найти «что», хотя в идеале это не обязательно.

В. Павлов, “Верхом на звере”, сюрреализм, 28х40см. Из чсатной коллекции С. Костина.
Материал подготовила Анна Литман