Лукин Николай Борисович – художник.
Родился 19 декабря 1987, года в Одессе.
Образование: Одесское художественное училище им. М. Б. Грекова (2009), преподаватели: Коваленко С. С., Логвин А. И., Кучинская Е. П., Лихолёт С. К.; художественно-графический факультет ЮНПУ им. К. Д. Ушинского (2013), преподаватели: Недошитко О. М., Лозовский С. В.
Работает преподавателем специальных дисциплин (рисунок, живопись, композиция) в Одесском художественном училище им. М. Б. Грекова (с 2009).
Оба мои родители – художники. Папа сделал полноценную карьеру, а мама в основном отдала себя нам, детям. Но оба, конечно, повлияли воспитанием, как личности. Моя сестра и жена также художники.
Я часто сталкиваюсь со студентами Грековки, и у них – паника от того, что делать, и как идти в эту профессию. У меня же все было размеренно и спокойно в этом отношении, потому что я знал, что это такое. Но в детстве я не хотел быть художником. Года за два до поступления понял, что хочу этим заниматься. Но сначала я хотел идти во что-то, связанное с историей, археологией. Но при этом, параллельно с этим я всегда рисовал, и не думал, что буду этим заниматься полноценно. Выбор профессии был не драматичен, – моя сестра при мне получала художественное образование, и я понимал, как это будет.
Существует миф, что несостоявшиеся художники – это хорошие преподаватели, или хорошие художники – это горе преподаватели. Иногда это можно подтвердить, наблюдая за этим процессом. Но я к этому иначе отношусь. Это держит в определенном тонусе. Я постоянно работаю с академическим рисунком, в училище, со студентами. Занятие академической живописью хорошо сдерживает, не дает забыть какие-то азы. При этом я еще и занимаюсь другим.
Николай Лукин, «Линии электропередач», холст-акрил, 2014 г.
В плане возраста это органично произошло, хоть меня, бывает, и путают со студентами, но я здесь каких-то проблем в плане коммуникаций не вижу. У меня есть, что сказать студентам. Тем более, что я чувствую, что у меня в плане академическом достаточный багаж знаний, которым я могу поделиться. Могу прямо с ними сидеть, рисовать. Не прячусь за какой-то теорией. Если бы мы обитали в другом городе, и у студентов была другая подготовка, я бы к «хулиганам» от искусства относился бы иначе. Допустим, я веду студентов в музей и говорю: «Вот это – двоечник сорокалетней давности, он бы сейчас учился на сто баллов». Есть, конечно, интересные «хулиганы». Есть люди, которые совершенно не укладываются в рамки учебного заведения, и не смотря на то, что они двоечники, я бы их защищал, потому что вижу в них какой-то потенциал. У них есть какие-то поиски, и эти поиски не совпали с учебной программой. Это – самородки, и их не хочется “заваливать”, если они что-то не успели. Есть просто хулиганы, и они не интересны ни в плане творчества, ни в плане учебы.
Непрофессионализм – это беда всех учебных художественных заведений.
У нас в стране вообще беда с культурой
Очень печально, что наша Грековка превращается в периферийное учебное заведение. И поэтому если раньше у нас было по восемнадцать человек на место, то теперь если три с половиной , то это уже счастье. Выбирать не приходится.
Если раньше за место боролись талантливые люди из разных стран, то сейчас это абитуриенты из одесской области, в основном. Очень редко когда кто-то приезжает из Винницы или Харькова. Многие приходят, потому что никуда не могут поступить, кого-то привлекает богемное времяпровождение. Это – катастрофа. Период какого-то кризиса. Люди, которые точно знают, чего они хотят, вытащат из училища все, что возможно. Я сам, когда учился, думал поступать в Питер, в академию. И даже поехал туда. Но когда окончил училище, решил, что мне будет достаточно нашего худграфа.
Хотя, конечно, существует легенда об училище. На этой легенде мы и держимся.
Николай Лукин, “Скорлупа”, триптих, холст, акрил, 150х180, 2015 г.
Сложно сказать, нужно ли много художников. Сейчас вообще из училища выходит мало мастеров. Но я надеюсь, что это будет меняться в лучшую сторону. Училище дает определенную базу, благодаря которой ты знаешь, в каком направлении дальше развиваться.
Я не вижу никаких рычагов воздействия на сегодняшний социум, ни в нашем городе, ни в стране в целом. Во время Майдана была какая-то надежда, что все изменится. Но ничего не получилось. Нет ни одной тростинки, чтобы выбраться из этого болота. Я не вижу какого-то потенциала у государства, как у института власти, который может как-то воздействовать на культуру. Министерство культуры Украины существует, по-моему, только для галочки. Сейчас новый министр хотя бы какое-то отношение имеет к культуре. То, чтобы до него, у меня вызывало только панику. Возможно, при нем будут поддержаны какие-то инициативы.
В Одессе я не вижу толкового представительства министерства. И у нас нет никакого развития, у нас какое-то свое село, которое существует единственно за собственный счет. Галереи и музеи находятся в плачевном состоянии.
И что мы имеем из этого?.. Молодежь, потенциальные студенты и художники – совершенно культурно не развиты. Историю искусства не знают и даже не желают знать. Имея такую базу и такую генерацию, я не знаю, что будет лет через десять. Мне становится страшно, если честно.
Первая персональная выставка – «Образы забытых снов», в (дата и место). Я очень дорожу тем проектом, который был сделан здесь, в ЭЦСИ «Чайная фабрика». Он назывался «Картография памяти», и это был первый проект, который был слаженным и стилистически выдержанным.
Николай Лукин, “Вагон-1”, 2014 г.
Была выставка одесских художников в Риме, в которой я принимал участие как художник, но в котором я не был. И как это было, никто не знает. В основном, участвовал в выставках в Киеве, в Харькове.
Никаких институций, которые бы занимались развитием культуры, я не вижу на сегодняшний день. Необходимо начинать с культурного воспитания. Арт-рынок – это вторичное явление определенного развития культуры. Как только культура будет повышаться, будет развиваться и арт-рынок. В конкретике – это развитие, раскрутка музеев в прямом смысле этого слова. Наши СМИ должны рассказывать обо всем, что там происходит, пиарить их. Ориентировать социум не на Цимес-маркеты, ни на Гешефты, ни на даже кинофестиваль, а на выставки, художественные события и т.д. Если обеспеченный человек увидит, что культура, искусство – это круто, он повернется в эту сторону. Но так как у нас очень скудное освещенийие событий такого уровня, катастрофически мало критики, даже просто обзоров, то естественно, кто на это будет обращать внимание? Редко кто вообще вкладывается в свою коллекцию, на которую ему просто приятно смотреть. Иметь эстетическую привязанность, так сказать. Но большинство вкладывают в искусство, как в инвестицию. Есть пару художников, которые достаточно раскручены, и в них вкладывают, потому что видят, что отклик какой-то будет. Поэтому я думаю, что арт-рынок нужно развивать сначала с арт-критики, обзоров, журналов, посвященных искусству, большего внимания СМИ.
К государству одна просьба – ну, не даете денег, не участвуете в процессе развития культуры, тогда хотя бы – не мешайте. Не существует никакой политики по налогам у меценатов, коллекционеров, поэтому никто в этом не заинтересован. К тому же сама ситуация отношений коллекционера или арт-дилера с художником далека от идеала. Может, если уж мы взяли курс на Европу, нас лет через десять чему-то научат. Но не факт. Потому что если смотреть в историю, эти повороты в сторону Европы были уже неоднократно. Потому что мы все равно разворачиваемся на сто восемьдесят градусов.
Для того, чтобы возродилась культура в нашей стране, необходимо для начала, чтобы не отбирали то, что есть. Это – первое и важно. Второе, чтобы у руля такого рода институций был человек, который варится во всей этой каше, мониторит учебные заведения, галереи, музеии и т.д. он будет знать, в какую сторону идти. Давать какую-то работу студентам. Например, давать оформлять остановки трамваев. Мне нравится, кстати, то что Настя Кирилина сделала возле Грековки. Если бы ей кто-то помог из того же управления, это было бы замечательно.
Николай Лукин, “Стабильность”, полиптих, 2013 г.
Тот же Худкомбинат, это же огромное пространство с художественными мастерскими, это большая работа, которую проделали куратор и художники. Если бы город оценил эту работу и хотя бы покрасил стены и осветил, то ему бы цены не было. И вообще если бы все эти безхозные пространства бывших заводов отдал бы и разрешил в них работать, это было бы огромным достижением.
Меня прямо таки поразило, когда я в ФБ увидел, как Абрамов, директор Художественного музея красит фасад, и надпись такая: «какой молодец у нас директор, что сам все делает». Это позор, я считаю. Это апокалипсис.
Если мне не хватает средств, которые дает живопись, я обращаюсь и к другим направлениям в искусстве. Для меня все это – часть существования. Было время, когда я относился к своим занятиям, как к определенной игре. Но если бы в моей жизни не было бы искусства, или не было бы возможности любить, я бы просто не существовал.
У художника должен быть какой-то определенный комфорт. Но какая-то проблема тоже в жизни должна быть. Даже не проблема, а сопротивление. Если я не чувствую какого-то сопротивления, то и не хочу ничего делать.
Я читал мемуары Фруминой Дины Михайловны, там, где она путешествовала в Самарканд, Ташкент и т.д. Так вот она говорила, что когда была на Востоке, там ей негде было жить, не на чем писать. И она писала на картонках. И говорит, что нигде и никогда лучше не работала.
Все зависит от времени, условий и количества сопротивления внутри художника. Сейчас в обществе происходят столько импульсов, что так или иначе становишься голодным в каком-то смысле. В эстетическом, моральном… Так что поводов для того, чтобы творить, более чем достаточно.
Николай Лукин
Материал подготовила Анна Литман
