Елена Петровна Щёкина — одесский художник, кандидат культурологии, доцент кафедры культурологии и искусствоведения ОНПУ.
Родилась в 1980 году.
В 1994 году окончила Измаильскую художественную школу, после чего занималась в мастерской измаильского художника Владимира Дудника. Ученица легендарного одесского художника Юрия Егорова. В 2002 году окончила философский факультет Одесского национального университета им. И.И.Мечникова. В 2005 г. – аспирантуру по специальности «Философская антропология, философия культуры». Ведет курсы: “Виды и жанры искусства”, “Прикладная культурология” и “Культурная идентичность в глобальном мире”, принимает участие в международных конференциях.
С 2002 года регулярно участвует в различных художественных выставках, а так же в международных экспозициях.
Произведения Е. Щёкиной находятся в коллекции Музея современного искусства Одессы, а также в частных коллекциях Украины, России, Германии, Франции, США, Израиля.
Елена Щёкина
– Много работаете? Что для Вас успех?
– Я не могу сказать, что работаю больше, чем необходимо. Скорее наоборот, могла бы работать сильнее и, возможно, был бы больший успех. В моей ситуации успех пропорционален отдаче. Те, кто жалуется, что что-то не так происходит, просто не потратили достаточно сил для осуществления задуманного. Жаловаться легче всего.
Вообще, успех – это огромная энергия. У меня бывают такие моменты, но периодами, потому что на это уходит огромная затрата внутренних сил. На сегодняшний день художник – это еще и вспомогательная группа (менеджер, арт-дилер и т.д.). Или он сам совмещает в себе всех, и это энергия самого художника. Я смотрела недавно документальный, совершенно потрясающий фильм о Марине Абрамович, где она рассказывает, что обязательно напишет книгу о том, как это все сложно устроено, помимо того, что она делает, как художник. Ей хуже, чем бизнесмену. Все эти контакты, звонки, выставки. Но в этом очень тяжело жить. Естественно, художник, если он один, в какой-то момент умирает от ужаса, от того, что он не справляется.
– Вопрос, наверное, классический. Я смотрю, у Вас нестандартный подход к образованию – сначала идёт университет, потом – училище. Философия связана с культурологией?
– У меня все взаимосвязано, на самом деле. Еще ребенком, в Измаиле, я ходила в художественную мастерскую к Дуднику, а потом уже и у Егорова, и у Сергея Белика училась. Было много людей, которые были рядом до училища. Когда Дудник был директором художественной школы, я у него в мастерской все время крутилась, дружила с его дочерью. Я не из художественной семьи: у мамы два образования – филологическое и юридическое, а у папы – морское. В семье пытались заниматься живописью, но ни у кого, видимо, не хватало духу отдать этому часть своей жизни, так что все воплотилось во мне. В то время это не считалось профессией, поэтому мне сказали – «закончишь университет, и делай, что хочешь». В училище для меня ничего нового не открыли, я поступала туда для галочки, потому что уже тогда работала, как художник, уже выставки были, заказы. Но я себя дискомфортно чувствовала.
Елена Щёкина
– Как получилось учиться у Егорова?
– К Егорову, в основном, ездила заниматься на дачу и в мастерскую. И работала, и просто в гости приходила. Он учеников не брал, но меня рекомендовал Виталий Абрамов. Как учитель он был достаточно строг. Помню, как-то поставил он мне натюрморт, и я не понимала, как быть, как с этим работать, потому что там – серое на сером. Выцветшая стена, ободранный стол, и все казалось одинаковым, я не осознавала градаций цвета, сложные переходы – это был какой-то ад. Мучилась, мучилась, он пришел, коснулся, и все встало на свои места – наступило просветление. «Ну, всё, – говорит. – Как минимум, первый курс училища пройден». В училище мои работы, так получилось, никто не правил, и мне этого не хватало. Я своих учеников тоже правлю, потому что только так, опытным путем, быстрее доходишь до сути. Когда тебе один раз покажут, как это можно сделать, ты сразу понимаешь и делаешь. И это реальное различие между преподавателем, который работает и тем, который только учит.
– Откуда в городской художественной среде столько, мягко говоря, не дружелюбности друг к другу?
– Ну, это же из серии самоопределения. А самоопределиться проще всего, раскритиковав кого-то. Сначала я думала, художники такие замечательные люди, все дружат. Такое присутствует во всех сферах: в педагогической, научной среде… Есть в любом мире такие себе кумиры, некоторые самовыдвигающиеся. Людям нужны такие актёры. Но потом проходит время, и назначаются такие столпы, как Пикассо, например. Время все равно расставит всё на свои места. Здесь столько всего замешано: деньги, связи, помимо таланта.
У меня нет такого, что я вращаюсь в какой-то определенной тусовке. Скорее, я всегда себе принадлежу.
Елена Щёкина
– Существует мнение, что когда в страну приходят так называемые «шальные деньги», люди начинают вкладывать средства в искусство, причем, не обязательно разбираясь в нем, рассматривая это чисто, как вложение. Так было в девяностых. На сегодняшний день существует ли возможность воспитать настоящего коллекционера?
– Ситуация действительно очень сложная. Существуют разные типы коллекционеров. Есть люди, которые случайно к этому пришли и собирают хаотично, исходя из того, что им нравится или не нравится. Или это люди с определенной жизненной позицией, которые формируют осознанный план своей коллекции. Иногда случайные люди перерастают в профессионалов. У нас, в Одессе, мне кажется, больше ситуативная практика: люди сначала увлекаются, потом быстро остывают.
Воспитать коллекционера простым путем невозможно, это должен быть какой-то общий, высокий, культурный план города. Если бы городские власти сделали какие-либо поощрения или льготы тем же бизнесменам, которые вкладывают в культурное развитие Одессы, тогда коллекционеров от бизнеса было бы больше. Потом у них возникает вкус к этому. Сначала они набирают людей, которые в этом разбираются – культурологов, искусствоведов, музейных работников, и таким образом они формируют коллекцию. В Одессе их, конечно, единицы, в Украине в целом тоже мало. Но это – нормальная ситуация, это все-таки элита. А элитой не могут быть все. Все это зависит и от экономического уровня страны. Когда я была в Швейцарии, увидела, что на культуру выделяются огромные средства, просто на поддержку музеев – от того, в каком состоянии здания находятся до состояния самих работ. Мы, наверное, никогда к этому не придем.
Елена Щёкина
– Почему в Одессе такое не развивается? Ведь всё же есть для этого?
– Наверное, потому что это город коммерции и интуитивно прагматизм здесь ставят во главу угла. У человека выстроена так вся его суть, что он должен видеть от этого какую-то пользу. Он не может просто любить искусство. Он может любить деньги, гаджеты, но к искусству быть абсолютно равнодушным…
– Не кажется ли, что современные художники в своих работах в последнее время откровенно халтурят, используя легкие, доступные каждому человеку методы? Но самое странное, что это считается contemporary art. Можно ли считать, что таким образом художник предоставляет некачественный продукт, который ничего не несет за собой?
– Мы можем вспомнить «Черный квадрат» и шутку, что у Малевича было мало времени. Здесь два основных факта. Раньше существовало мастерство, и художники находились в рамках этого мастерства, им было сложнее за них выйти, и спекулировать (а спекулирующие шарлатаны всегда были в искусстве). Вся эта борьба художественного мира выступала за то, чтобы мастерство не должно идти впереди искусства, не должно быть главным. Главным должна быть идея, которая будет соответствовать ситуации современности, мира, решать или обострять глобальные вопросы, которые существуют в социуме. И это реально сложно. И какими ты методами это решаешь, как передаешь эту идею, с помощью живописи, или кино – это уже не имеет особого значения. Фотография в свое время возвестила вопрос о существовании живописи, кино –театра.
Мастерству можно научиться в училище, а создавать свой язык, свой мир – это и есть быть художником. Второй раз ты уже эту банку кока-колы так не сожмёшь, второй раз ты уже «Черный квадрат» не сделаешь. Или тот же Баския, который какие-то почеркушки, каляки-маляки делал, грубо говоря. Но это же вся его жизнь! Он был этим. Ни один профессионал не достиг такого уровня свободы, которого он достиг.
Елена Щёкина
– Нужно быть собой… Как относишься к художникам, которые создают социально значимые проекты, хулиганят в искусстве?
– Честно говоря, у меня бы не хватило ни смелости, ни сил выйти на улицу и прибивать себе что-то на мостовую. Или делать то, что делает Абрамович. Это нужно быть настолько внутренне свободным, чтобы так делать. Если есть такие силы – вперед! Я бы так не смогла. Могла бы научиться написать что-то или как-то, но здесь работают совершенно другие законы. Я не работаю в сфере физиологического, материального, я работаю в классическом виде искусства. Но применяю свои интерпретации. Мне интересно. С объектами мне, возможно, тоже было бы интересно работать. Но я не работаю с телом своим, не участвую в акциях и перформансах, это другая сфера, иная среда и их не нужно смешивать.
Я люблю живопись. Концептуальные художники шутят: «Нас называют «наркоманы от краски». И это так, мы любим этот запах, мы любим все это трогать, ощущать. Мне также нравится, что картина – материальна, что с ней можно работать, как с состоявшимся объектом.
– В последнее время думаю, что современный художник проецирует пустоту, и это как-то настораживает.
– В Базеле, в Музее Современного искусства, мне были реально непонятны какие-то вещи, зачем они были созданы. То есть, я тоже чувствую, что это все – обман, глобальный обман. Но тогда все – обман. И «Мона Лиза» тоже обман. Нам могли внушить, что это – прекрасно. Ну, и есть же такие версии, что все это – наносное. Сложный вопрос.
Елена Щёкина
– Человечество, если взять нас как цивилизацию, прячет свои преступления за искусством, или наоборот спасается с его помощью от какой-то обыденности? Мне кажется, без него было бы дико скучно: ни книг, ни кино, ни музыки, ничего для отдохновения души. Тихий ужас.
– Здесь присутствует несколько факторов. То, что искусство не только отражение внутреннего мира художника, но и отражение мира в целом. И, допустим, в истории были периоды, когда вдруг возникали культурные революции. Это своего рода соревнование ума. Мне кажется, это не просто само по себе возникает, а дается свыше, когда общество нуждается в этом. А на сегодняшний день мы с художниками отражаем то, что происходит.
– В последнее время в нашем обществе слишком явно социальное разделение. И люди в большей мере перестали обращать внимание на человеческие принципы и законы. В связи с этим возникает вопрос: возможно ли изменить менталитет обыкновенного среднего класса с помощью искусства?
– У меня ощущение, что со средним классом, с общей массой это невозможно, и это бессмысленно. Если человек к этому сам не придет, ничего не получится. Конечно, хорошо, чтобы в школах были специальные образовательные программы.
– Культурология, философия та же, не помешали бы…
– Сейчас в университете убрали культурологию, заменили на историю украинской и зарубежной культуры, потом заменили на историю украинской культуры, а в итоге стала – история Украины. Фактически, культурология стала предметом, который читают преподаватели истории. Предполагается, что человек, получая высшее образование, как-то хоть грамотен. Я столкнулась с тем, что студенты, у которых читаю лекции, знают, что Рафаэль и Микеланджело – это черепашки ниндзя, а не художники. То есть, элементарных вещей не знают. И не интересуются даже. Во всех приличных европейских вузах существует базовые знания, а у нас – нет.
Елена Щёкина
– Вы своими достаточно откровенными работами не эпатируете зрителя?
– Не хочу никого эпатировать. Да и на сегодняшний момент это достаточно сложно сделать. В век интернета, когда найти можно все, что угодно. И я не ставлю перед собой такой задачи – эпатировать кого-либо, моя задача – построить диалог. Рассказать о том, как я чувствую этот мир. Мне кажется, в живописи уже эпатировать нечем, там было все, что угодно. А зритель бывает разный, на выставки, как правило, ходит мало-мальски подготовленный. Все равно они куда-то ездят, ходят в музеи, что-то видели, что-то они любят, и им радостно вновь это встретить.
У меня как-то в Крыму, в Ялте, была выставка, один из художников подошел к одной из моих работ и спросил: «Вы что, прямо из тюбика выдавили краску на холст?». Для него это был шок. Сейчас уже трудно удивить чем-то. Разве что, удивить можно каким-то своим комбинированным взглядом, где присутствует и форма, и экспрессивность, и подача. Я работаю на чувственном восприятии зрителя, с красотой, эротикой, глубинными и тонкими переживаниями. И это ни в коем случае не провокация.
У меня вызывают глубокое уважение люди, которые профессионально работают в какой-то форме, жанре или виде. Но во всех формах работать не сможешь.
– Должны ли быть у художника границы для свободы выражения?
– Мне кажется, да, свои, ментальные, которые тяжелее всего преодолевать. Когда ты все-таки привыкаешь к себе, сложнее выйти за собственные границы. Всегда интересно что-то преодолевать. Вот себя преодолеть не каждый сможет.
Елена Щёкина
Материал подготовила Анна Литман
