MEMORIES by Сергей Папроцкий

Сергей Папроцкий, художник

Родился в 1955 г. в Одессе (Украина).

В 1976 г. окончил художественно-графический факультет ОГПИ им. К. Д. Ушинского (преподаватель – И. Д. Логвин).
1978–1990 гг. – работал в одесском производственно-художественном комбинате.
С 1990 г. член НСХУ. С 1996 – зам. директора ОХУ им. М. Б. Грекова, сегодня – преподаватель-методист ОХУ им. М. Б. Грекова.
С 1985 г. – более 20 персональных выставок в Одессе, Киеве, Львове, Сковенци.
Участник ежегодных городских, областных, всеукраинских, зарубежных и международных художественных выставок.

Произведения художника находятся в собраниях Одесского художественного музея, музее современного искусства (Одесса), Украинского музея современного искусства (Киев), Белгород-Днестровского краеведческого музея, музея современной графики (Дьер, Венгрия), музея современного русского искусства (Джерси-сити, Нью-Йорк, США).

Сергей Папроцкий

Я – одессит в пятом поколении. Родители всю жизнь проработали на телестудии. Мать туда пришла в 1956 году, а отец чуть позже. Поскольку все детство провел на телестудии, знал многих операторов, дикторов, ведущих, актеров.

В 1960-ом году родители повезли меня в Москву и привели в Третьяковскую галерею. Я даже дар речи потерял от восторга. Суриков, «Боярыня Морозова», «Взятие снежного городка» произвели на меня невероятное впечатление. С раннего детства художники для меня были людьми с Олимпа.

В юности довольно активно занимался спортом, в 17 лет стал мастером спорта по фехтованию. Должен был поступать в институт культуры и спорта в Киеве, но лет в шестнадцать познакомился с художниками, и это изменило мое намерение. Поскольку у меня по черчению и рисованию были пятерки, пошел к маме и сказал, что хочу поступать в художественное училище. Но как-то встретил свою преподавательницу, которая в течение пятнадцати минут уговорила меня поступать в Педин, на художественно-графический факультет. Она мне быстро объяснила, что худграф – это высшее образование, и что я могу ходить в Грековку вольнослушателем.

В Грековку поступали дети художников после девятого класса. Грековку закончили дочь и сын Егоровой, Аня Литвиненко, Алла Каминская, Оля Токарева, Лена Гавдзинская и т.д. Это все дети известных художников.

Сергей Папроцкий

В Педин я поступил в 1972-ом, а закончил в 1976 году. C 1973 года преподавал в Доме Пионеров Жовтневого района, и там познакомилcя с Виталиком Абрамовым, который приехал из Киева. Там же организовали кружок лепки, который сначала вел я, а потом – Нила Добрянская, с которой мы потом поженились.

Я тогда тяготил (сейчас их называют нонконформисты) к так называемым «левым». Параллельно у нас преподавал Валерий Арютюнович Гегамян. Поскольку он видел, куда меня клонит, поддерживал в этом моменте. А у меня на курсе преподавателем был Иван Дмитриевич Логвин. Он был чистый соцреалист, поэтому, чтобы он не впадал в истерику, я делал две работы – одну как надо, а одну на показ.

Валерий Арютюнович сыграл в моей судьбе определенную роль «спасательного круга», когда я, закончив институт в середине семидесятых, обожая армянскую школу, не знал, как в этой жизни приспособиться. Просто потому, что он был человеком передовых взглядов, то помогал мне в профессиональном отношении.

Чем был хорош Педин?.. Я это потом, в процессе понял. В Грековке хорошо набивалось ремесло в плане соцреализма, соцреалистической школы. Грековку закончил Маринюк, и говорит, что его там покалечили. Прокопенко, Цюпко также закончили Грековку. Многие хорошие художники окончили училище, хотя, бывало, и выгоняли, и «давили» студентов. А поскольку Педин считался «шарашкиной» конторой, там было больше возможностей.

У нас преподавал Гегамян, Егоров. Мы не занимались некими «измами», нас не калечили. Атмосфера была свободной, поэтому вся эта «левизна», которая там процветала, в какой-то момент дала свои плоды. Педин закончили Саша Ройтбурд, Олег Недошитко, Юра Горбачёв, Сережа Лыков, Леша Лопатников, Женя Рахманин и т.д.

Сергей Папроцкий

Моя первая персональная выставка состоялась, когда мне было уже тридцать лет. Этому поспособствовал Николай Вылкун, который в то время был вхож во все исполкомовские и обкомовские инстанции. В Филармонии располагался Дом Актёров, и он добился разрешения, чтобы мне и Васильевой дали там провести персональные выставки.

В конце концов, я решил «мылить лыжи». Мой отец родился на Тернопольщине, когда она была под Польшей. Когда советская власть начала оккупировать западную Украину, отец решил с семьей уехать. Сначала он поехал на заработки в Австралию. Потом, с 1938 по 1954 годы, жил в Аргентине, в Буэнос-Айресе. Там же учился в университете, работал оператором. Собственно, благодаря его воспитанию, я рос антисоветчиком. Он и матери объяснял, насколько там качественнее товары, насколько выше уровень технического развития, отношение к труду, к человеку и т.д.

Где-то с 1978 года я был женат на И. Васильевой, тоже художнице, которая сейчас живет в Италии. В конце 1988-ого, кажется, мы поехали к тетке в Аргентину. В Буэнос-Айресе я много интересного увидел.

В принципе, уже настали те времена, когда можно было слетать в Москву и сходить на выставку Френсиса Бекона, Юккера, Раушенберга. Ну, тогда была такая возможность. Могли позвонить из Москвы и сказать, ребята, сейчас будет открываться в «Крымском валу» шикарная выставка. Двадцать семь рублей на самолет, походили по выставкам, и через три дня уехали. Был такой период.

Сергей Папроцкий

Благодаря «перестройке» нас стали брать на выставки. Все, что я делал до восемьдесят шестого года, стояло в подвалах, все, что делалось потом – проходило. Такое время было интересное. Оно и сейчас забавное.

В этом отношении я очень рад за молодых, за моих учеников. Это – Олег Димов, Француаза Оз, Сергей Кононов… Не выгнал из училища, пожалел Богдана Перевертуна.

В училище я руководил учебным процессом, с 1996 по 2010 год.

Если бы мне до сорока кто-то сказал, что буду преподавать, я бы просто посмеялся. Старший сын родился, когда было уже сорок, и мне пришлось идти в преподаватели. В последнее время наблюдаю, что даже на скульптурном отделении, девяносто процентов студентов – девушки. С точки зрения социума профессия художника материально не престижна.

Как преподаватель, достаточно жестко отношусь к нежеланию работать, к прогулам, хотя кто-то считает меня добрым. Например, у меня сын учится в Италии, там, если не пришел несколько раз в учебное заведение, тебя могут отчислить. Тут же месяцами гуляют. Спрашивается, что ты делаешь в училище?.. «Тусуются». Они «тусуются» в Грековке! А есть те, которые и Педин, и Грековку закончили.

В какой-то период Союз художников был знаковой организацией – нужно было туда вступить, потому что это давало свои преимущества. Для нас в то время Союз был вехой, это был некий этап. Ты вступил в Союз, значит, социум признал тебя творческой единицей. Сейчас это, по-моему, атавизм такой, советский. И все, что с ним связано – звания все эти, ритуалы – это все мыльный пузырь. Он объединяет людей совершенно разных творческих взглядов и т.д.

Единственное, для чего нужен Союз, так это для того, чтобы те, у кого есть мастерские, имели возможность не так много платить за аренду и более-менее существовать. Всё, больше ни для чего он не нужен. Зачем так народ туда сейчас стремится попасть, не понимаю.

Многие из моего поколения вступили в Союз в связи с «перестройкой», когда пересмотрели все вопросы, что хорошо в творчестве, а что – не очень хорошо.

Тогда, в конце 80-х, начале 90-х был определенный подъем в искусстве. Казалось, все это будет только развиваться, и расти дальше. Но, как ни странно, в начале двухтысячных, начался застой, болото. На выставках стало неинтересно. Появились “придворные” художники. Народ начал зарабатывать.

Сейчас я вижу, что в современном искусстве снова пошел подъем. Социальные потрясения, как это ни странно, дают какой-то толчок.

Сергей Папроцкий

Чем старше ты становишься, тем больше хочется успеть «намазать». У меня был период, когда я в течении полугода был председателем Союза Художников, и параллельно был зам. директора училища. Я кисточку практически полгода в руки взять не мог.

В какой-то момент решил, что уйду на пенсию и буду рисовать. Но доллар опять поднялся, на пенсию, хоть у меня и высокая, не проживешь. Потому что купить, например, подрамник, или холст, это довольно большие вложения. Я работаю дома, вечерами, в мастерской. И получилось так, что мне не удалось остаться совсем наедине с творчеством.

Сейчас, в основном, занимаюсь абстрактной живописью. Меня сегодняшнее современное искусство не увлекает, пусть я лучше буду «отстойным» абстракционистом. Как таковым, реализмом я занимался, когда нужно было показать что-то студентам. На этюды перестал ходить еще в двадцать три года.

Абстракция для меня – это мой способ общения с социумом. Сейчас готовлю выставку, которая будет называться «Фобии». Любой страх, любая фобия имеет своё название. Например, у меня есть пару работ, посвященные боязни красного цвета, боязни цветочной пыльцы. В основном, эти работы пишу дома, акрилом, потому что он не пахнет. Я моделирую для себя понимание какой-то фобии, и пытаюсь изобразить ее ощущение.

Несмотря на то, что обо мне могут говорить или думать, я не считаю себя плохим человеком. Многих я воспитал, многим – помог, из многих сделал людей.