ЮЛИЯ ЖАРКОВА: ODE TO MY MOTHER

«Если ты забываешь свое лицо – вспомни лицо своей матери»                                                                                               Кто-то из великих

У мамы была манера — «радоваться наоборот». В минуты, когда она была счастлива, в глазах таилась неуловимая грусть. Этот баланс радости и печали был во всем. Смотрю на себя — вижу сходство с мамой. Хотя у меня другой тип лица и я скорее «папина». И все же — тот же баланс внутренней светотени.

Её деятельность заражала творчеством: манера покупать самые красивые вещи; её платья из шёлка, которые она сама шила, декорируя тесьмой и старинными пуговицами; вязание свитеров мне и брату; приготовление еды; кофе по-европейски со сливками и тостами.

Мне всегда было трудно писать о маме. Я многим ей обязана — это она научила меня быть сильной и свободной. Словно земля — дереву, дала мне то, что делает его непреклонным и гибким одновременно, научила любить красоту и по-особенному видеть мир.

Маргарита Жаркова и Юлия Жаркова

Свои первые годы мама провела в живописном месте, на легендарном Бездонном озере. Она родилась в 1939 году. Семья жила в городке под названием Слоним, на границе Беларуси и Польши.

Когда началась война, мамин отец отправился добровольцем на фронт. Мама пережила голод — они с бабушкой ели только кукурузные лепешки и кашу.

Маргарита Жаркова

Во время войны бабушка перестала получать письма с фронта. И решила, что дедушка погиб. Вышла замуж за военного, который увёз их в Одессу. Когда дедушка вернулся, соседи рассказали ему о том, что бабушка снова вышла замуж. Он отправился на север, женился, и у него родились двое сыновей, мамины братья.

Мама росла в Одессе. Их соседом был аристократ по фамилии Попов. Он был профессором и давал маме читать книжки. Мама запоем читала сложную литературу — и, благодаря своей тяге к знаниям, получила прекрасное начальное образование.

Мамина жизнь с моей бабушкой, Олимпиадой, и отчимом была травматичной. Я не хочу о ней рассказывать потому, что уверена — мама не потерпела бы сочувствия в свой адрес. Если бы не бабушка с дедушкой в Троицком — её детство и детством было бы сложно назвать.

Моя прабабушка Елена раньше жила в Одессе — но  у нее диагностировали рак, и по совету врачей она переехала в село Троицкое.

Мать Маргариты Олимпиада и бабушка Елена

Не было на свете человека нетерпеливей, чем мама в последние дни школы. Она отсчитывала каждый час до возможности уехать к бабушке с дедушкой!

Мама пропадала в Троицком все лето. Помогала по хозяйству, вставала в четыре утра, чтобы пойти на реку Турунчук и там с дедом наловить рыбок, мелких и едва пригодных для еды. Но она так радовалась тому, что дед брал её на рыбалку!

Мама неплохо училась в школе, была мастером спорта по гимнастике — но не была уверена в себе. Когда мальчишки влюблялись в нее, она списывала это на все, что угодно, кроме своей нежной красоты.

Маргарита Жаркова

Её детство закончилось в 14 лет, когда ей пришлось уйти из дома и жить у друзей. В семнадцать она вышла замуж за «хорошего парня», чеха Павла, и уехала в Прагу. Там мама неплохо выучила чешский и польский, была диктором на телевидении. И в целом была довольна жизнью — но случилось одно неожиданное событие.

Однажды мама поехала в Москву. Там она познакомилась со многими яркими личностями из местной художественной среды — участниками группы «Арсенал», Николаем Левиновским, Алексеем Козловым, писателем Василием Аксеновым, режиссером Андреем Тарковским и другими. Среди них был юноша-художник по фамилии Ануфриев. Он преклонялся перед ней, написал множество её портретов, и сделал все, что было в его силах, лишь бы она ушла от мужа и вышла за него.

Валентин Хрущ. Рита. 

На свадьбе мама была в брюках и в рубашке-вышиванке с красными петухами, с короткой стрижкой. Жених, Саша Ануфриев, был в каких-то невероятных галифе, лысый и притворно-задумчивый, похожий на Маяковского. Для тех лет это было чересчур смело!

Мамина юность была сумасшедшей, счастливой и буйной. Она была другом, возлюбленной и вдохновением Саши Ануфриева. Их компания была эпицентром всего запрещенного и остро-интересного: они были рок-н-ролльщиками и неформалами, аутсайдерами и изгнанниками тогдашнего номенклатурного Союза художников.

Александр Ануфриев с друзьями

Ни карьеры, ни денег, ни выставок — но они жили весело и счастливо! Слушали записи «на костях» (т.е. на рентгеновских снимках): битлов, привезенный моряками рок-н-ролл. Спорили ночами о Солженицыне, читали новую литературу и сами писали такую же.

Александр Ануфриев с друзьями

Однажды вечером к маме пристали уголовники — им не понравилось то, что на ней были ярко-красные колготки. За нее заступился художник Валентин Хрущ — при своем тщедушном сложении и невысоком росте он умел ставить их на место.

Маргарита Жаркова и Александр Ануфриев

Рита и Саша Ануфриевы жили на Щепкина. Об этом периоде много всего написано, в частности моим братом Серёжей Ануфриевым, который появился на свет в 1964-м году. Затем волей судеб они переехали в Ташкент.

Мама рассказывала о Ташкенте, как о сказочном месте, с пыльной жарой и каменными заборами на улицах, за которыми открывался другой мир: с фонтанчиками, павлинами, прохладой. Здесь гостеприимно встречали чаем со сладостями, инжиром, свежими финиками и гранатами особенных сортов, которые можно было мять, как лайковую перчатку, а потом из дырочки выпивать сок. Традиционно после сладостей угощали настоящим пловом.

Маргарита Жаркова

Они жили в «сталинке», в квартире было три больших комнаты и много старой мебели. Однажды что-то заставило маму передвинуть детскую кроватку в другой угол. В эту же ночь началось сильное землетрясение — они едва успели выскочить. Потом они увидели, что именно тот угол дома, где раньше стояла кроватка, рухнул.

Оставшись без крыши над головой, мама с мужем и маленьким Серёжей вернулись в Одессу. Их отношения испортились и мама переехала к моей бабушке. К тому времени отчим, из-за которого ей пришлось уйти из дома, умер. А у Ануфриева появилась другая жена.

Мама поступила на художественно-графический факультет Педагогического института и ходила вольнослушательницей к Юрию Егорову. После устроилась на кафедру архитектурно-строительного института, где двадцать лет преподавала живопись и рисунок.

Юрий Егоров. Рита. 1993 год

В 70-х мама случайно встретила на улице свою подругу, поэтессу Галю Маркелову. С ней был с кудрявый светловолосый парень. После знакомства он сразу сказал ей: «Я буду вечно служить Вам, царевна» — такое не каждый день услышишь!

Маргарита Жаркова. Без названия. 1983

Они зашли к общим друзьям, парень сел за пианино, и с папиросой в уголке рта, слегка переигрывая, заиграл песню Галича «Облака плывут, облака» — и мама была очарована.

Так она встретила моего отца, Евгения Жаркова, диссидента, ученого-социолога, переводчика трудов Арнольда Тойнби.

Отец родился в 1943 году в под Санкт-Петербургом. Бабушка, его мать, Мария Фёдоровна Щёголева, была связисткой на фронте. Папа рос в Иваново-Вознесенске.

По завету отца бабушка отдала моего папу в Суворовское училище. Но он сбежал оттуда — и стал философом, переводчиком и исследователем. Отец с отличием закончил два факультета — философский и математический.

У папы была феноменальная память. Объем его знаний поражал — он прекрасно знал историю и литературу, латинские пословицы, математические формулы и многое другое! В Одессу он приехал поступать в аспирантуру, а после написал докторскую.

Маргарита Жаркова

Отец превосходно играл на пианино — подбирал на слух сложнейшие партии, исполнял консерваторские произведения. Мое детство прошло под джазовые импровизации, музыку Баха, Бетховена и Шуберта. Но больше всего папа любил Шопена. Мне кажется, я до сих пор помню наизусть каждую вещь Шопена, которую он играл!

Через некоторое время родители разошлись. Впрочем, папа несколько раз возвращался — пока не уехал в США по вызову своего друга, ученого Владимира Лефевра. Он жил в Лос-Анджелесе, преподавал историю и социологию в Юиньском (корейском) университете, писал книги. На следующий год после отъезда отца мы поехали к нему в Америку.

Когда мы с родителями жили на Канатной, мама познакомилась с Иосифом Бродским. И оказалось, что она очень похожа на его первую жену.

Бродский ей говорил о том, что избрал одиночество как способ жизни творческого человека. Читал свои стихи — в те годы их мало кто принимал.

Иосиф Бродский. Фото Марианны Волковой

Когда мы были с мамой в Нью-Йорке, она навестила Бродского в его квартире. В ней было полно джезв для кофе — и она была очень похожа на его квартиру в Питере.

В Москве мы были на множестве выставок и познакомились с участниками группы «Коллективные действия». Некоторые московские художники приезжали к нам летом в Одессу. Однажды приехали Никита Алексеев и Коля Козлов. Никита проводил акции — клеил на стены домов, заборы надписи наподобие «будущее обычно отличается от прошлого». Коля учил меня жарить курицу на бутылке и тому, как правильно общаться с хулиганами.

Маргарита Жаркова. Гобелен «Инверсии»

Мой старший брат Сережа дружил с близнецами Мироненко из арт-группы «Мухомор». Они создали известную работу «пришёл вчера — будешь первым».

Сергей Мироненко (его называли Пупс) ходил по Одессе в ярко-лимонных шортах и малиновой майке с ругательствами на английском. Он отправился в таком виде в церковь — и оттуда его выгнали бабушки-прихожанки. Мой богобоязненный брат сокрушался и спрашивал: «Сережа, что же ты так – надел бы брюки». А тот ему ответил лихо и беззаботно: «А что, нельзя что ль?». С тех пор я, тогда еще ребенок, знала, что говорить Сереже в ответ на возможное занудство.

Маргарита Жаркова и Юлия Жаркова

***

Мне очень нравился мамин рабочий стол. На нем царил изысканный беспорядок: кисточки разных калибров, листы приятной на ощупь бумаги, кальки – прозрачные, разноцветные, гладкие и шероховатые. Лампа в стиле модерн с абажуром в виде белого прозрачного тюльпана. Старинные ручки с серебряными перьями, тушечницы из тяжелого стекла и около сотни баночек с голландской акварелью таких оттенков, по сравнению с которыми блекли прочие краски.

Маргарита Жаркова. Памяти Люды Ястреб

По ночам мама закрывалась в своем крохотном «кабинете» и работала. Она писала тонкие акварели и рисовала пером и тушью, собирала бумаги для коллажей и ткала гобелены. Мама обучалась гобелену в мастерской Людмилы и Василия Гусаровых. Она соблюдала классическую технологию — красила шерстяные нитки. Порой очень долго ткала маленький кусочек — переделывала его так, как «виделось».

Когда мама заболела и руки её плохо слушались — она писала статьи. И во всех её работах, даже в смятых и выкинутых, был вирус творческого счастья.

***

Акварели и гобелены, созданные моей мамой — важная часть всего ценного и светлого, что переполняло её изнутри. Но если говорить о родительской любви, труды матери были неизмеримо больше её трудов в зримом и осязаемом творчестве.

Мамина серия акварелей «Тени» была одной из моих любимых. На этих работах черно-белые фигурки людей, деревьев, животных перетекали в цветные, переливчатые тени. Двое черно-белых влюблённых скромно и смущенно стоят вдали друг от друга и смотрят в разные стороны. Но в своих «тенях» они — разнообразны в цвете, переливаются и сверкают, их волосы развевает ветер, и они в упоении целуются.

Маргарита Жаркова. Акварель из серии «Тени»

Скучная, заштрихованная черным, фигурка человека в своей цветной «тени» — в карнавальном костюме и танцует. Птица — радужная, широкая и свободная. Внутри этой птицы — золотая клетка, а в клетке — она же, пленная и маленькая… Розовая ракушка в раме, а за пределы рамы вытекает море. Образы маминых работ частично описывали её судьбу и ту жизнь, о которой она была не в силах запретить себе мечтать.

В Одессе усилиями мамы и её друзей-архитекторов, бизнесменов Семёна Калики и Георгия Котова, редактора альманаха «Дерибасовская-Ришельевская», журналиста Феликса Кохрихта был отреставрирован Шахский дворец на Гоголя.

Котов и Калика собрали прекрасную коллекцию работ — от модерн-арт до контемпорари — и открыли в здании музей. Мама горела этим, была куратором многих выставок, писала тексты. А когда ей стало не под силу выйти из дома, она перепоручила все мне. Но мне всегда не хватало её мнения — как более эффектно выстроить экспозицию, организовать пространство. По правде, мне и сейчас хотелось бы получить от нее ёмкий дельный совет.

Внуки Маргариты Жарковой на фоне ее портрета, написанного Юрием Егоровым

Мама прожила 58 лет.  У нее диагностировали сложное и редкое заболевание — Sclerosis lateralis amiotrophica — и она, что называется, «сгорела». Через два года умер отец.

Её портреты писали Владимир Стрельников, Юрий Егоров, Валентин Хрущ, Александр Ануфриев. Один из её портретов, написанных Егоровым («Рита в жёлтом свитере»), украшает коллекцию Одесского художественного музея.

***

У мамы есть гобелен «Крыло», который я однажды ночью особенным образом почувствовала. В темной комнате он виделся неровным пятном, напоминающим чуть вытянутое человеческое сердце. На крыле написан обрывок стихотворения, который мама нашла на улице: «И наугад, по шуму крыл, я тень высокую ловил».

Маргарита Жаркова. Гобелен «Крылья»

Помню, я лежала в темноте, вглядывалась в него и думала, что в нем, как и в её взгляде, есть тот самый баланс света и тени, улыбки и печали, шума птичьих крыльев и тишины.

Юлия Жаркова